пятница, 21 марта 2008 г.

Лжеевангелие от Варнавы


Лжеевангелие от Варнавы

Христианские высшие иерархи на соборе в Изнике (Никее) своим решением объявили о запрете верующим читать и ссылаться на Евангелие от Варнавы. Случилось это триста лет спустя после пришествия пророка Исы (алейхиссалям). Такая же участь постигла на этом соборе и другие Евангелия, но только по отношению к Евангелию от Варнавы было обещано беспрецедентно суровое наказание за его "нелегальное" чтение.
Это Евангелие, написанное одним из первых апостолов Варнавой, было запрещено и Папой Римским Джеласии Первым в 492 году. Оно включено в список запрещенных за своеобразие, которого не было в других Евангелиях. Однако одному благочестивому монаху, рисковавшему всем, удалось спрятать единственный экземпляр Евангелия от Варнавы. Оно позже попало в Императорскую библиотеку в Вене и было переведено на английский язык.
Но церковь снова обнаружила след Евангелия от Варнавы. В течение недели для уничтожения были собраны все его экземпляры. Однако все усилия церкви оказались напрасными, потому что при уничтожении новой партии Евангелий и на этот раз удалось спасти два экземпляра. Один из них был передан в Британский музей, другой - в библиотеку Конгресса США.

В этом Евангелии сообщается о будущем приходе нашего пророка Мухаммада (с.а.с.) и провозглашается, что вся Вселенная создана для него. При этом Евангелие называет и имя нашего пророка. Заметим, что это сказано за много лет до истинного пришествия пророка Мухаммада (с.а.с.).

Из материалов сайта "РАДИОИСЛАМ"


Такие легенды в изобилии наполняют мусульманские издания (как интернетные, так и печатные) и, несмотря на явную несуразность, нередко находят искреннюю веру в умах последователей Мухаммеда, которые с наивной уверенностью пытаются использовать данное "евангелие" для утверждения ислама в сравнении с христианством. В этой связи мы решили опубликовать ряд материалов, проливающих свет на реальную историю этого мусульманского псевдоапокрифа.








среда, 20 февраля 2008 г.

- ИСЛАМ - БЕСПОКОЙНЫЙ СОСЕД.


Традиционно считается, что арабы являются потомками сына Авраама от Агари – Измаила. В Библии содержится очень яркая характеристика исмаилитов. Ангел предсказывает Агари будущее ее сына: «Наречешь ему имя Измаил, ибо услышал Господь страдание твое; он будет [между] людьми, [как] дикий осел; руки его на всех, и руки всех на него...» (Быт.16:11,12). Конфликт – вот что лежит у истоков этого народа и его религии.Думая об угрозе радикального исламизма, о чем сегодня не говорит только ленивый, я вспомнил историю миссионера Дана Ричардсона, который служил в папуасском племени соуи. Там он столкнулся со сложнейшей проблемой: представления соуи о добре и зле коренным образом отличались от христианских. Например, они любили заманить в гости упитанного мужичка из соседнего племени, накормить его вдоволь, а потом на сельской вечеринке зарезать и тут же съесть, зажарив на праздничном костре. Поэтому, когда они слушали историю жизни и смерти Христа, то предательство Иуды вызывало у них полный восторг. Соуи восхищались хитростью Иуды и посмеивались над Христом, как над простофилей, которого так легко удалось провести. Стать христианами? Не принимайте нас за идиотов!Нет, мусульмане, конечно, не соуи. И нравственные понятия Корана гораздо ближе к библейским. Но все же они отличаются от библейских и настолько, что делают практически невозможным никакой надежный мир между исламскими странами и неисламскими - «руки его на всех, и руки всех на него». Когда 11 сентября 2001 года мусульмане-террористы убили три тысячи человек, некоторые американские имамы заявили, что уничтожение невинных людей запрещено исламом. И наивные американцы успокоились, не спросив, что подразумевается под словом «невинные». А жаль, их ожидало много удивительных открытий.


Нечестие – грех больший, чем убийство

В апреле 2007 года стали известны результаты исследований, проведенных Университетом штата Мэриленд в четырех мусульманских странах: Марокко, Пакистане, Египте и Индонезии. Большая часть опрошенных оправдывает атаки, совершаемые террористами на американские войска в Ираке и Афганистане. А 18% пакистанцев, 15% марокканцев, 13% индонезийцев и 8% египтян склонны поддержать атаки на мирное население США. Две трети жителей Египта и Марокко убеждены что атаки самоубийц оправданы всегда или иногда. 56% жителей Египта в целом или частично поддерживают программу "Аль-Каиды". (Цит. По Washington Profile http://www.washprofile.org/en/node/6377).Учитывая, что жертвами террористов-самоубийц в десятки раз чаще оказываются мирные жители Ирака, трудно поверить, что две трети мусульман в Египте и Марокко, где активно проповедуется исламское учение, ожесточенно идут против своей веры, когда поддерживают террористов. Ответ кроется в том, что они на самом деле вовсе не идут против своей веры. С точки зрения ислама, мирные жители не являются невинными, если они помогают врагам ислама. Являются ли Соединенные Штаты врагами ислама? На этот вопрос 92% египтян, 78% марокканцев, по 73% пакистанцев уверенно отвечают «да». Конечно, многим русским это понравится, беда лишь в том, что мусульмане не ограничиваются в своей нелюбви только Америкой. В 2005 году компания Zogby International провела свой опрос жителей арабских государств. Выяснилось, что в Египте Россию не любят 41%, в Саудовской Аравии - 62%, в Марокко - 55%, в ОАЭ - 47% (http://www.washprofile.org/en/node/4090). Вроде бы и не так много, но если каждый третий египтянин запишется в отряды шахидов, воюющих против России, то мало не покажется. Безусловно между «не любить» и «стать шахидом» - дистанция огромного размера, но далее вы увидите, что исламская религия помогает эту дистанцию сделать короче.Первое, что препятствует заключению надежных договоров с исламскими странами, принцип, заложенный Мухаммедом, оправдывающий зло. После того, как его соотечественники, племя курейшитов, отказались признать его пророком, в 622 году Мухаммед бежал из Мекки в Медину. В отместку, основатель ислама стал проводить набеги на караваны курейшитов. Вначале он придерживался некоторых правил, не грабил в священные месяцы, но однажды бойцы из его отряда не удержались и ограбили караван в последний день священного месяца. Мухаммед был возмущен, но потом объявил своим соратникам о новом откровении от Аллаха: «Они спрашивают тебя о сражении в священный месяц. Отвечай: «Сражаться в священный месяц – великий грех. Однако совращать с пути Аллаха, не пускать в Запретную мечеть, неверие в Него и изгнание молящихся из нее – еще больший грех перед Аллахом, ибо нечестие – грех больший, чем убиение» (Сура 2, 217). Это очень важный принцип, который позволяет совершать «меньшие» преступления, чтобы предотвратить «большие». «Меньшие» или «большие» - это не общечеловеческая точка зрения, например: украсть у человека кошелек – грех меньший, чем убить его. В Коране содержится другая оценка зла. Самоубийцы, врезающиеся в здания и взрывающие поезда метро, возможно и совершают грех, но меньший, чем те, кого они уничтожают - «неверие в Аллаха, нечестие – грех больший, чем убиение». Поэтому, когда ревностный мусульманин решает: какой грех будет больший – если он будет терпеть нечестие неверных или убьет их? Конечно, грех больший, если он не убьет их! Поэтому Верховный суд Ирана в апреле 2007 года оправдал шестерых убийц, постановив, что мусульмане не подлежат наказанию за убийство, если они докажут, что жертва была безнравственной личностью.Эта же идея, развязывает руки для агрессивной войны. На первый взгляд, Коран запрещает агрессию: «Сражайтесь на пути Аллаха с теми, кто сражается против вас, но не преступайте [границ дозволенного]. Воистину, Аллах не любит преступающих [границы]. Убивайте [неверующих], где бы вы их ни встретили, изгоняйте их из тех мест, откуда они вас изгнали, ибо для них неверие хуже, чем смерть от вашей руки. И не сражайтесь с ними у Запретной мечети, пока они не станут сражаться в ней с вами. Если же они станут сражаться [у Запретной мечети], то убивайте их. Таково воздаяние неверным! Если же они уклонятся [от сражения], то ведь Аллах - прощающий, милосердный». Как говорится, закон строг, но справедлив: если они воюют против вас, то сражайтесь с ними и вы. Однако, тут же следует продолжение, объясняющее правоверным до каких пор сражаться с неверующими: «Сражайтесь с ними, пока не сгинет неверие и не утвердится вера в Аллаха. Если же они отрекутся от неверия, то не должно быть вражды, кроме как к нечестивцам» (Сура 2, 190-193). Мусульмане не имеют права прекратить войну в немусульманами до тех пор, пока на земле не утвердится ислам как господствующая религия. Временное перемирие – да, но постоянный мир с неверными – это измена Аллаху.


Нет принуждения в вере: не хочешь быть мусульманином – умирай или становись рабом

Европейцы, в утешение себе, иногда вспоминают 256 аят второй суры: «Нет принуждения в вере. Уже [давно] истинный путь различили от ложного. Тот, кто не верует в идолов, а верует в Аллаха, уже ухватился за прочную вервь, которая не рвется. Аллах - слышащий и знающий». Почему же это место Корана не останавливает Усаму бен-Ладена и миллионы тех мусульман, кто поддерживает его? Возможно потому, что бен-Ладен знает продолжение: «Аллах - покровитель тех, кто уверовал. Он ведет их от мрака к свету. Покровители же неверующих - идолы, которые ведут их от света к мраку. Они - обитатели адского огня и там пребудут вечно». И он знает также, что «неверие для них хуже, чем смерть от вашей руки». Да и потом, разве он или его сподручные головорезы, принуждал пассажиров захваченных самолетов принимать истинную веру? Нет, террористы не нарушали Коран. А то, что они убили мирных людей – так ведь, кем те были? Неверными! Вы еще не забыли, что «неверие в Аллаха – грех больший, чем убийство»? В чем уж обвинять бен-Ладена, но только не в нарушении законов ислама.В представлении мусульман, Аллах может делать все, что хочет, не будучи связан никакими обязательствами. В этом, кстати, большое отличие от Бога, который обещал исполнить каждое Свое слово, не отступить ни от одного из Своих обещаний, не изменить их на одну иоту. Даже Новый Завет является не отменой, а исполнением Ветхого. В Коране же содержится непостижимая для христиан доктрина, называемая «насх» - отмена, аннулирование предыдущих заповедей новыми. Вот как она изящно сформулирована в 106 аяте второй суры: «Мы не отменяем и не предаем забвению ни один аят, не приведя лучше его или равный ему». Данным «откровением» все ставится на свои места: если какое-либо из более поздних писаний противоречит предыдущим, то это значит, что новое – равное прежнему или лучшее, и поэтому аннулирует старое. Большинство исламских теологов делит Коран на две части – мекканскую и мединскую. Мекканская написана была в начальный период пребывания Мухаммеда в Мекке, до 622 года, и содержит в себе мирные призывы к мекканцам обратиться в ислам. Позднее, когда его попытки убедить земляков не достигли успеха, после бегства в Медину риторика Корана становится жесткой и непримиримой. Поскольку эти тексты даны позднее, то, соответственно, именно они являются истинными, и именно на них следует ориентироваться правоверным мусульманам. Так учит, например, выдающийся мусульманский биограф Мухаммеда, ат-Табари, говоря, что сура 9 аят 5 «упраздняет любое мирное соглашение между Пророком и любым идолопоклонником, любой договор, любые сроки... Ни один идолопоклонник не может больше рассчитывать на договор или обещание безопасности с тех пор как Сура ат-Бараат (девятая) была явлена». Подобное толкование содержится также в Тафсире аль-Джалалайн, популярном среди мусульман комментарии Корана. Чтобы понять, насколько такой подход отличается от библейского, нужно вспомнить описание праведного человека из Псалма 14: «[Он] ходит непорочно и делает правду, и говорит истину в сердце своем... клянется, [хотя бы] злому, и не изменяет».Удивительно то, насколько легко проглатывает мировое сообщество беззастенчивые призывы Корана к уничтожению язычников. Российские законодатели объявили войну экстремизму, но совершенно не замечают человеконенавистнической пропаганды под носом. Вот текст пятого аята девятой суры: «Когда же пройдут месяцы запретные, убивайте многобожников, где бы ни застали вы их, захватывайте их в плен, осаждайте [в крепостях] и устраивайте засады против них во всяком скрытом месте. Если же раскаются они, станут совершать молитву и платить закят, то освободите им дорогу, ибо Прощающий Аллах, Милостивый».Вы думали, что это только фанатики Талибана не проявляют никакого уважения к искусству буддистов? Вот трактовка приведенного текста Корана, опубликованная на русскоязычном сайте Исламского теологического центра мусульман-шиитов http://www.al-shia.ru: «Все эти суровые меры призваны способствовать осуществлению цели Ислама: стереть с лица земли языческую веру, ибо это никакая не религия и не вероучение, к которому стоило бы проявлять уважение».При этом исламские идеологи делают реверансы в сторону так называемых «людей Писания» т.е. христиан и иудеев. И христиане млеют от удовольствия – их признали! А то, что миллиард жителей Индии, Китая, африканских стран, исповедующих язычество или атеизм, заслуживают, по учению ислама, истребления – это, мелочи жизни? Одна тысяча освенцимов, заваленных трупами миллиарда нечестивых – разве об этом стоит упоминать на фоне великодушного позволения христианам и иудеям жить? И ООН не смущается наличием человеконенавистнической религии. Да и как смущаться? В Комиссии по правам человека до недавнего времени находился представитель от Судана, исламское правительство которого в это время, под внимательным оком ООН, истребило около миллиона «неверных», включая не только христиан, но и «неправильных» мусульман.

Христиане тоже многобожники

А вы, христиане, тоже не сильно расслабляйтесь. И на вас Аллах насылает своих слуг: «Сражайтесь с теми из людей Писания, кто не верует ни в Аллаха, ни в Судный день, кто не считает запретным то, что запретили Аллах и Его Посланник, кто не следует истинной религии, пока они не станут униженно платить джизйу собственноручно. Иудеи утверждали: "'Узайр - сын Аллаха". Христиане утверждали: "Мессия - сын Аллаха". Но это - всего лишь словеса, изреченные [их] устами, напоминающие слова тех, кто не уверовал [в Аллаха] задолго [до них]. Да поразит их Аллах! Сколь далеки они [от истины]! [Иудеи и христиане] признавали богами помимо Аллаха своих ученых и монахов, а также Мессию, сына Марйам. Однако им было велено поклоняться только единому Богу, кроме которого нет божества. Хвала Ему, [превыше Он] их многобожия!» (Сура 9, 29-31).Как видите, христиане и иудеи, Аллах выше вашего многобожия. А как он повелел расправляться с многобожниками, вы уже знаете. Так что, не удивляйтесь, христиане, тому, что Усама хочет вас уничтожить, а вас, евреи, благочестивый мусульманин Махмуд Ахмадинеджад жаждет стереть с карты мира. Ничто не помешает истинному последователю Мухаммеда устраивать засады, захватывать в плен, убивать, убивать, убивать буддистов, индусов, тибетского Далай-ламу, японцев-синтоистов, китайцев-конфуцианцев, монахов Шаолиня, бушменов Калахари, шаманистов Севера, евреев и христиан по всему миру до тех пор, пока «не сгинет неверие и не утвердится вера в Аллаха». А коль не успеет достичь вас меч воинов джихада, то проклятие вам: «Да поразит вас Аллах!»Некоторым христианам и евреям повезло больше, чем язычникам. Их превратили в людей второго сорта, потому что они согласились « униженно платить джизйу (налог) собственноручно». О том, как хорошо жилось христианам под властью просвещенных мусульманских правителей, неплохо бы поинтересоваться у балканских славян, несколько сотен лет «благоденствовавших» под бдительным оком янычар. Еще лучше могли бы об этом рассказать армянские христиане, проживавшие в мусульманской Турции. Жаль только, уже не смогут. Не прошло и пяти лет с окончания Балканской войны, как полтора миллиона этих «нечестивцев» исчезли, как один. Дети, женщины, старики были уничтожены воинами ислама. Вы ужасаетесь? Это потому, что вы не верите в Коран, что согласно этому «откровению», геноцид армян был меньшим грехом, чем их преступное неверие в Аллаха.Турки были плохими мусульманами, когда зверствовали против армян? Возможно, только какими словами Мухаммеда можно пригвоздить этих убийц к позорному столбу? Может быть этими, записанными Ибн Исхаком в книге «Сира Расул Аллах»? Один из побежденных Мухаммедом курейшитских вождей стал умолять его о пощаде: «О, Мухаммед! Кто позаботится о моих детях?» «Ад! - ответил пророк и приказал убить его. Говорят, что все религии учат одному: любви, милосердию, добру... не так ли? Я тут попытался представить такую картину: Петр умоляет Христа простить его за позорное отречение. «Пощади, Иисусе, кто будет заботиться о моих детях и жене?!» А воскресший Господь цедит сквозь зубы: «Дьявол о них позаботится!» и кивает головой Иоанну, чтобы тот прикончил отступника. Нет, сколько ни пытался представить, все один результат – какой-то бородатый араб с лицом Усамы стоит перед глазами, но никак не Христос.Почти как в Новой ГвинееСложно европейцам поддерживать договорные отношения с исламскими режимами еще и из-за того, что в исламе не существует абсолютных нравственных норм, наподобие Десяти заповедей, употребляемых по отношению ко всем людям, независимо от их веры или расы. Заповеди есть, но они не абсолютные, то есть, их можно применять или не применять, в зависимости от того о ком или каких обстоятельствах идет речь. В исламском богословии и практике есть такое понятие как «такийа», обозначающее обман при определенных условиях. Оно опирается на текст Суры 3, 28: «Верующие да не будут дружить с неверующими, пренебрегая [дружбой] с верующими. А если кто дружит с неверующими, то он не заслужит никакого вознаграждения от Аллаха, за исключением тех случаев, когда вам грозит опасность с их стороны». Хотя принцип такийи считается шиитским, многие мусульмане допускают его применение на практике, как это и толкует Ат-Табари. Он пишет о том, что этим текстом Аллах запрещает своим верным слугам поддерживать неверующих, или дружить с ними, а не с правоверными. Однако, есть исключение из этого правила, если «правоверные живут в таких местах или в такие времена, когда опасаются за свою безопасность. В этом случае, таким правоверным позволяется проявлять дружелюбие к неверным, но только внешне, а не от сердца. Например, Аль-Бухари записал, что Абу Ад-Дарда сказал: «Мы улыбаемся в лицо некоторым людям, хотя в серце проклинаем их». Аль-Бухари сказал еще, что Аль-Хасан говорил: «Такийа позволена до наступления Дня Воскресения». Пока мусульмане-радикалы слабые, они ведут себя дружелюбно по отношению к немусульманам. По крайней мере, делают вид. Но как только они становятся сильнее немусульман, то превращают их в людей низшего сорта. Ни в одной исламской стране мира нет реального равноправия религий, как к этому привыкли европейцы и американцы в своих странах. И не будет. Нечего удивляться тому, что саудовцы, например, с одной стороны улыбаются американцам и русским, выказывают почтительность на приемах, а с другой – финансируют террористов, уничтожающих тех же американцев и русских. Каким словом из священных исламских писаний можно обличить такое лицемерие? Это вы так считаете, что это лицемерие, а на самом деле, с точки зрения Корана, это «такийа». Как сказал либеральный мусульманин, заместитель главного редактора газеты "Коррьере делла сера", Магди Аллам: «Они хотят создать исламское государство. Одни при помощи насилия, другие – исподтишка».Конечно, и христиане часто поступают безнравственно. Но в этом случае они идут против собственной морали, вынужденные оправдываться, бороться против угрызений совести. Когда же радикальные мусульмане совершают то, что обычные люди считают преступлением, они испытывают при этом не муки совести, а удовлетворение от выполненного долга перед Аллахом. Чтобы понять эту разницу попробуйте представить чувства даже самого опустившегося русского человека, взрывающего на людном рынке бомбу. Будет ли он испытывать радость и удовлетворение от того, что отправил на тот свет 75 человек? Не вражьих солдат, а соотечественников, из которых 16 детей и 12 стариков, как например, делают едва ли не ежедневно бомбисты в Ираке? Будет ли он перед терактом с гордостью говорить о своем давно задуманном плане уничтожения невинных людей в последней молитве Божьей Матери? Будет ли самая опустившаяся русская женщина готовить своего сына, перед иконой Спасителя, тому, чтобы сесть за руль начиненного взрывчаткой автомобиля и направить его на толпу мирных жителей?Вот в этом – решающая разница между христианской моралью и учением Корана. Разговоры об общности религий поверхностны. Честертон говорил о том, что религии похожи лишь при беглом взгляде, для человека индифферентного. Глубоко же религиозный человек хорошо знает насколько велика разница между религиями. Когда мусульманские духовные лидеры осуждают Усаму бен-Ладена, они выглядят очень неубедительно. Потому что в Коране и мусульманской традиции гораздо больше аргументов в пользу мусульманского терроризма. Вот почему мир еще не видел ни одной значительной демонстрации глубоко верующих мусульман против исламского терроризма. Светские мусульмане, как недавно в Стамбуле, выступают против исламизации, но ведь они – скорее этнокультурные мусульмане, чем, горящие верой, последователи Мухаммеда. Хотя умеренных мусульман пока большинство, не они зажигают сердца исламской молодежи. Усама бен-Ладен гораздо точнее исполняет требования Корана, гораздо больше похож на Мухаммеда, чем эти, настроенные миролюбиво по отношению к инаковерующим и атеистам.


Побеждай зло добром

Что нам, христианам, остается делать в виду реальной угрозы исламского фундаментализма? Прежде всего, нужно посмотреть правде в глаза, отказаться от красивой, но бесмысленной болтовни наподобие того, что все религии одинаковы и учат добру. Всерьез обратить внимание на то, что говорит Коран, и какие цели ставит перед своими почитателями. Перестать перетолковывать в иносказательном смысле ясные повеления, данные мусульманам – насадить ислам во всем мире, с помощью оружия в том числе, а непокорных, если это атеисты или язычники – убить, если христиане и иудеи – унизить, превратив в людей второго сорта. Если бы с такой программой выступила какая-нибудь политическая партия, она однозначно была бы осуждена как экстремистская и запрещена.Нужно также признать историческую правду – исламская агрессия это не реакция на какую-то провокацию. Кто спровоцировал Мухаммеда на грабежи караванов курейшитов? Не станете же вы всерьез считать, что эти атаки были оправданы, потому что жители Мекки не признали его пророком. Кто спровоцировал мусульман захватить Иерусалим в 638 году? На чью агрессию они отвечали, захватив христианские Малую Азию, Египет, Северную Африку, Испанию? Когда еще не существовало ни государства Израиль, ни Соединенных Штатов, ни крестовых походов? А за что уничтожили православную Византию, захватили Константинополь, превратили крупнейший православный храм Св. Софии в мечеть? Держали в порабощении несколько веков Болгарию, Сербию, Румынию? Нужно быть абсолютно безграмотным исторически и слепым религиозно, чтобы принять за истину пропагандистские заявления, что мусульманская агрессия – это реакция на историческую или социальную несправедливость. Исламская агрессия – это форма миссионерской деятельности, заповеданная основателем этой религии, который сам показал пример, как нужно покорять вере народы. Он разделил человечество на две категории: дар аль-ислам – земля мира, где господствует ислам, и дар аль-харб – земля войны, где ислам еще не утвердил свое господство, пока. Исламская агрессия прекратится только тогда, когда весь мир станет мусульманским. Это похоже на миссионерское поручение Христа идти по всему миру, до краев земли и делать людей повсюду, из всех народов, учениками Его. Разница в том, что Христос заповедал это делать через проповедь любви, а Мухаммед – с помощью меча. Или автомата Калашникова. Или «пояса шахида». Или атомной бомбы. Потому что «нечестие – грех больший, чем убиение».Как можно противостоять исламской агрессии? Те, кто верит, что Аллах поручил им покорить вере весь мир, вряд ли будут убеждены мягкими речами и призывами к гуманности. Их останавливает только сила. Они могут ненавидеть Америку, но столкнувшись с сильной армией, убивают преимущественно не солдат, а своих безоружных соотечественников. Они ненавидят Израиль, но предпочитают взрывать не танки с солдатами, а автобусы с женщинами и детьми. И все же, важнее всего исламской агрессии противостоять не просто силой оружия, а силой духа. Автор книги «Исцеление сломанной ветви Авраама», Дон МакКерри, который много прослужил в исламских странах и всем сердцем полюбил мусульман, сравнивал ислам с коммунизмом. Коммунистические страны, как и исламские, в основном были закрыты для миссионеров. Но Бог все равно действовал там по молитвам миллионов христиан всего мира. Коммунистические идеи не выдержали испытания реальностью, и коммунизм разрушился изнутри, хотя почти никто не верил в то, что это может произойти да еще так быстро. Идеи исламского радикализма, пытающиеся законсервировать целые народы на уровне седьмого века, не выдержат испытание реальностью. Власть ислама над умами и сердцами людей разрушится подобно тому, как разрушилась власть коммунизма.Предположение МакКерри пока еще выглядит экзотическим. Но и планы тех советских христиан, кто в 60-е годы пророчествовал о том, что они будут проповедовать на стадионах и по телевидению, выглядели еще большим бредом. Однако, именно они оказались правы, а мы, «здравомыслящие», сели в лужу. Библия говорит: «Не будь побежден злом, но побеждай зло добром». Недавние трагические события в Турции показали, что любовь – самое эффективное средство борьбы и с исламским насилием. Когда последователи Библии приняли мученическую смерть от последователей Корана (как символично – в здании библейского издательства), а жена погибшего простила убийц, то какой-то турецкий журналист написал: “Она сказала в одном предложении то, что никогда не могли сделать тысяча миссионеров в течение тысячи лет”. Иисус Христос подтвердил, что Евангелие будет проповедано по всему миру, во свидетельство всем народам. Не исключая мусульманские. Он не сказал, что ислам завоюет весь мир. Он сказал, что Евангелие придет в каждый народ. Но не на штыках, а в открытых сердцах, наполненных любовью к мусульманам, таких какими были сердца Тильмана Геске, Нежати Айдына и Угура Йюкселя – трех христиан-новомучеников Турции.


Петр Цюкало

- ХРИСТИАНЕ ЭРИТРЕИ НЕ ОТРЕКАЮТСЯ ОТ ВЕРЫ, НЕСМОТРЯ НА СУРОВЫЕ УСЛОВИЯ СОДЕРЖАНИЯ В ТЮРЬМАХ.

Асмара,

2 мая 2006 г.

Международная христианская организация "Открытые двери" объявила о сборе подписей под петицией к правительству Эритреи с протестом против масштабных религиозных репрессий в стране, передает «Интерфакс-Религия».
Как сообщает в четверг сайт "Cross Rhythms" со ссылкой на доклад организации, в тюрьмах страны сегодня отбывают наказание более 1700 человек, осужденных за принадлежность к той или иной христианской общине.
Около 60% заключенных, по данным "Открытых дверей", содержатся в металлических транспортных контейнерах – по 20 человек в одном фургоне. Ночью температура в камерах опускается ниже нуля, а днем нагревается до 42 градусов тепла. Суточной нормой заключенных является чашка чая и кусок хлеба, и всего лишь раз в день им позволено справлять нужду.
Другие арестованные содержатся в подземных изолированных камерах или в узких бункерах с ограниченным пространством для движения.
На заключенных также оказывается постоянное давление со стороны тюремного начальства заявлениями типа: "Вы знаете, что ваша жена (мать, отец) безнадежно больны? Почему бы вам просто не подписать отречение от веры – и вы получите возможность заботиться о них?"
Однако подобные документы подписывает лишь 1% арестованных, большинство остается в заключении.
Кроме того, христиане-военнослужащие подвергаются арестам и наказаниям за один только факт хранения Библии. Многих из них специально посылают на самые опасные позиции во время военных действий.
Христианские свадьбы также являются поводом для массовых арестов верующих местными властями.
В 2002 году правительство Эритреи объявило вне закона все христианские общины, за исключением православных, католиков и лютеран-евангелистов. Однако волне репрессий в результате подверглось также большое число верующих официально признанных конфессий.


Другие материалы сюжета

- ПОТРЕБИТЕЛЬСКИЙ ДЖИХАД.

Потребительский джихад.


Как исламские бренды вытесняют своих западных конкурентов .

Появление Beurger King Muslim (BKM) произвело среди французских мусульман эффект разорвавшейся бомбы. За первый месяц работы оборот BKM вырос в три раза, и владельцы уже подумывают о расширении. Популярность ресторана объясняется тем, что при полном соблюдении всех религиозных требований руководству ВКМ удалось создать заведение, ничем не уступающее западным конкурентам. Сетевые фаст-фуды никогда не были исключительно «заведениями быстрого питания». Так их воспринимали разве что серьезные взрослые. Для детей поход в McDonald’s или Burger King всегда был скорее развлечением – возможностью съесть вкусный бутерброд в яркой обертке и посидеть на коленях у пластикового клоуна. Нельзя сказать, что у французских мусульман когда-либо были проблемы с пищей. В Париже всегда можно найти еду, приготовленную в соответствии с исламским пищевым законом (халяль). Арабские районы города в буквальном смысле забиты небольшими кафе, где можно купить «халяльные» шаурму или кебаб, но за гамбургерами и картошкой фри все равно приходилось идти в McDonald’s или Burger King. Для ортодоксальных мусульман, равно как и для их детей, подобные заведения по понятным причинам были закрыты.
Beurger King Muslim представляет собой точную копию ресторанов McDonald’s. Посетителям предлагаются те же чизбургеры и гамбургеры, в той же упаковке и за те же деньги. Единственное отличие – хиджабы на официантках и штампы «халяль» на продукции. Руководство BKM не скрывает, что намерено выдавить McDonald’s и другие западные фаст-фуды с мусульманского рынка. Как бы в подтверждение этой идеи первый ресторан BKM открылся всего в 100 метрах от McDonald’s и уже переманил к себе значительную часть тамошней клиентуры. Название ресторана – это не только пародия на название другой конкурирующей сети – Burger King, но и определение target group ресторана. Слово beur на французском сленге означает «представитель второго поколения выходцев из Северной Африки». Сегодня во Франции, по самым скромным подсчетам, проживает около 6 млн мусульман, примерно половина из них – это люди младше 25 лет, и амбициозные планы создателей BKM вполне могут обернуться для западных корпораций серьезными убытками.
Вот уже несколько лет мусульмане все активнее пытаются освободиться от навязываемых им западных товаров. Уже существует исламская Cola и исламская кукла Barbie. В этой ситуации появление исламского фаст-фуда не стало ни для кого неожиданностью. Исламские бренды начали агрессивное наступление и пытаются сегодня отобрать рынки у западных конкурентов не только на Ближнем Востоке или в Азии, но и в Европе и США.
Специалисты говорят, что залог успеха исламских брендов – таких, как Zamzam Cola, Razanne (конкурентка Barbie) и Beurger King Muslim – это так называемое протестное потребление. В глазах мусульман интересы крупных американских корпораций тождественны интересам Белого дома, следовательно, их убытки – это потери не нескольких бизнесменов, а всей американской элиты. Данная идея нашла поддержку со стороны исламского духовенства, которое вот уже несколько десятилетий призывает свою паству бойкотировать американские товары.
До недавнего времени в случае обострения отношений США с каким-либо арабским государством мусульмане выражали свой протест отказом от покупки напитков Coca-Cola и Pepsi Cola, разгромом местного ресторана McDonald’s и показательным сожжением американского флага. После очередной нормализации отношений продажи американских товаров снова начинали расти – до очередного конфликта. В американском бизнес-сообществе к таким циклам уже привыкли, поэтому их изменение вызвало на Западе настоящий шок. Если раньше протестующие потребители возвращались в магазины, то теперь они уходят к конкурентам навсегда.

Джихад со вкусом колы

Первый удар по американским позициями на арабских рынках нанесла иранская корпорация Zamzam, основанная в 1954 году. До 1979 года Zamzam (компания названа в честь родника, бьющего рядом с Меккой) была иранским партнером корпорации PepsiCo Inc., однако после Великой исламской революции все связи с американцами были разорваны раз и навсегда, и Zamzam начала свое самостоятельное плавание.
Ввиду важности безалкогольных напитков для иранских граждан в годы правления аятоллы Хомейни компания Zamzam не была закрыта (как это случилось с другими фирмами, работавшими с США). Отныне именно Zamzam отвечала за утоление жажды правоверных мусульман. Новое руководство попыталось откреститься от «темного прошлого» бренда, сотрудничавшего с США и режимом шаха. На официальном сайте Zamzam Corp. говорится, что компания была основана в 1979 году. Сегодня она является монополистом на иранском рынке безалкогольных напитков. Компания контролирует 47% рынка и выпускает более 67 наименований товаров, включая фруктовые напитки, минеральную воду и безалкогольное «халяльное» пиво. До недавнего времени Zamzam работала исключительно внутри Ирана, однако в начале 2000-х руководство компании решило вывести свою продукцию на мировой рынок. Это решение было продиктовано сложившейся международной ситуацией. Начало новой интифады в Палестинской автономии, а также постоянные ссоры Вашингтона с арабскими государствами создали благоприятный климат для продвижения исламской колы.
К 2002 году в страны Персидского залива было поставлено более 10 млн бутылок Zamzam Cola. Продукция Zamzam Corp. продавалась в Бахрейне, Ираке, Пакистане, Кувейте, Катаре, ОАЭ, Малайзии, Индонезии, Афганистане и Саудовской Аравии. «Кампания по бойкоту американских товаров, а также высокое качество нашей продукции позволили нам существенно увеличить продажи и добиться блестящих результатов», – заявил один из топ-менеджеров Zamzam Corp. Фирас Кхвайя. Кроме того, руководство компании сумело войти в доверие к королевской семье Саудовской Аравии, что позволило корпорации фактически сделать Zamzam Cola официальным напитком хаджа – ежегодного паломничества мусульман в Мекку. Рекламная кампания иранской колы представляла собой смесь антиамериканских призывов и восхваления собственного товара, однако становиться производителем исключительно протестного напитка руководство Zamzam не хотело, и основной упор делался все же на качество продукта, а не на идеологию. К началу 2003 года успех Zamzam Cola почувствовали и в США: продажи Coca-Cola на Ближнем Востоке упали на 10%.
Коммерческий успех иранских напитков не остался незамеченным и, как грибы после дождя, у Zamzam Cola стали появляться конкуренты. В 2003 году во Франции была запущена в производство Mecca Cola, в ОАЭ началось производство West Bank Cola, а в Великобритании – Quibla Cola.
Любимый напиток Арафата

Создатель Mecca Cola – Тафик Маслути – в одном из своих первых интервью признался, что действительно позаимствовал идею исламского напитка у иранцев. По мнению Маслути, исламский рынок был готов к появлению еще одного игрока, и бизнесмен решил рискнуть. В отличие от иранской Zamzam Cola рекламная кампания Mecca Cola апеллировала исключительно к антиамериканским и антиизраильским настроениям, царящим среди арабов. Рекламным слоганом Mecca Cola стал призыв «Не пей бессмысленно, пей за идею».
«Mecca Cola поможет жителям Земли внести свой вклад в дело борьбы с американским империализмом и фашизмом сионистов», – заявил Маслути. Накануне начала американской операции в Ираке Маслути выступил с новым заявлением: «Когда вы пьете наш напиток, вы не просто утоляете жажду, вы наносите удар по политике Буша и Рамсфельда». Чтобы придать своим словам больший вес, Маслути объявил, что 10% от продаж его продукта будет направляться палестинским благотворительным организациям, а еще 10% – негосударственным благотворительным организациям в ЕС. На рекламных постерах Mecca Cola изображались покалеченные палестинские дети и «злые» израильские военные. Маслути точно угадал общественные настроения. Вложив в запуск Mecca Cola 22 000 евро, за первый год предприниматель заработал $3,5 млн.
Свой бизнес Маслути начинал в пригороде Парижа Сен-Дени. Первый офис его компании располагался в комнатке под лестницей в одном из торговых центров. По словам самого создателя Mecca Cola, он планировал снабжать своим напитком жителей арабских кварталов Парижа и не мог себе даже представить, что станет главным поставщиком исламского мира, производя до миллиарда бутылок напитка ежедневно.
Сегодня, как утверждает сам Тафик Маслути, бренд Mecca Cola занимает третье место в списке самых узнаваемых брендов в мире в категории безалкогольных напитков. Исламская кола обогнала детище британского предпринимателя Ричарда Брэнсона Virgin Cola и уступает лишь американским монстрам – Pepsi и Coca-Cola. Австралийский социолог и футурист Ричард Невил утверждает, что в XXI веке залог популярности товара – это степень его узнаваемости в Интернете. Если в 2003 году на словосочетание Mecca Cola Google выдавал 15 700 ссылок, то сегодня это число выросло уже до 102 000. Росту известности напитка способствовало и признание Ясира Арафата, сделанное им незадолго до смерти: лидер Палестинской автономии заявил, что обожает Mecca Cola.
Помимо иранской Zamzam Cola и французской Mecca Cola сегодня на рынке представлена и кола для мусульман Великобритании – Quibla Cola, появившаяся в продаже в феврале 2003 года. В отличие от Zamzam и Mecca Cola, реклама Quibla Cola была нейтральной в идеологическом плане. Создательница напитка Захида Парвин во время его презентации заявила, что Quibla Cola – это не напиток протеста, а в первую очередь мирная альтернатива американским брендам. Тем самым Парвин привлекла на свою сторону тех мусульман-покупателей, которым не нравилась чрезмерная агрессивность Mecca Cola. Quibla Cola позиционируется как напиток для мусульман с оптимальным вкусом, представляющий собой «нечто среднее между Pepsi Cola и Coca-Cola».
Если еще несколько лет назад исламская кола воспринималась западными топ-менеджерами лишь как неконкурентоспособный экзотический продукт, то теперь ситуация в корне изменилась. Исламские бренды пока не могут на равных конкурировать с американскими гигантами на западном рынке, но в Юго-Восточной Азии и на Ближнем Востоке Mecca, Zamzam и Quibla Cola уже отобрали у PepsiCo и Coca-Cola львиную долю рынка. Создатель Mecca-Cola Тафик Маслути утверждает, что во Франции Coca и Pepsi Cola стали обращаться к исламским лидерам с просьбой разрешить им ставить на своих продуктах штампы «халяль», то есть «годно для употребления правоверными мусульманами». «Это исключительно наша заслуга», – говорит Маслути.
Сегодня, как пишет британская газета The Guardian, производители напитков со вкусом колы начали друг с другом настоящую войну за новый перспективный рынок на Ближнем Востоке – Ирак. С 1968 года, когда Саддам Хусейн изгнал из страны Coca-Cola, иракский рынок принадлежал компании PepsiCo. В 1990-м, накануне операции «Буря в пустыне», багдадский завод Baghdad Soft Drinks, занимавшийся розливом Pepsi, лишился каналов поставки концентрата напитка, и производство остановилось. Сейчас обе компании пытаются поделить рынок заново, но теперь у них есть еще один серьезный конкурент – Mecca Cola. Опрос, проведенный журналистами The Guardian на улицах Багдада, показал, что иракцы до сих пор верят в то, что Pepsi и Coca-Cola спонсируют убийства палестинцев, а если банку кока-колы поднести к зеркалу, то на ней появится надпись «Аллаха нет». В этой ситуации, прогнозируют специалисты, 25 млн иракских потребителей, скорее всего, выберут исламские напитки.
Игрушечный бойкот

Однако не только продукция Coca-Cola и McDonald’s вызывает гнев мусульман. Одним из своих главных врагов исламское духовенство считает кукол Barbie компании Mattel. Практически во всех исламских государствах, включая ОАЭ, Иран и Саудовскую Аравию, продажа и реклама кукол Barbie запрещена законом. «Еврейские куклы Barbie, с их откровенными нарядами и вызывающими позами, их аксессуарами и различными приспособлениями, являются символом извращенного декадентского Запада», – говорится в официальном предостережении саудовской религиозной полиции «Муттава». Исламские духовные лидеры в своих выступлениях особо отмечают, что прототипом Barbie была еврейка (на самом деле создательница Barbie – Руфь Хэндлер – действительно была еврейкой, но прототипом своей игрушечной красотки она сделала немецкую куклу для взрослых Лили, в свою очередь, «срисованную» с проститутки из комиксов газеты Bild. – Прим. «Ко»). Мусульмане фактически объявили американской кукле бойкот, и на ближневосточном рынке игрушек для девочек образовался вакуум. Конечно, маленькие мусульманки продолжали играть в куклы, некоторые даже покупали контрабандные Barbie (в Саудовской Аравии стоимость нелегальной куклы превышает $35), однако мусульманского аналога arbie и контрабандных продолжали играть в куклы, некоторые даже к для девочек образовался вакуум. ись стоке: за Ирак. них благоBarbie долгое время не существовало. В 1996 году американцу палестинского происхождения Аммару Саадеху пришла в голову мысль сделать серийную куклу для мусульманских девочек.
Кукла Razanne была практически точной копией Barbie. Главными ее отличиями от империалистической конкурентки была фигура и одежда. Если Barbie похожа на взрослую женщину с большой грудью и сформировавшейся фигурой, то Razanne создатели наградили телом десятилетней девочки, одетой в традиционную восточную одежду.
Новинка произвела настоящий фурор на рынке кукол. О ней написали все ведущие американские газеты, в один момент Razanne сделала из своего создателя телезвезду. Рекламная кампания куклы была построена не на ее «внешних качествах», а на ее «пользе». «Razanne повышает чувство собственного достоинства у мусульманских девочек, она дает им образец для подражания и помогает воспитать их в традициях Ислама», – говорится в рекламном буклете компании-производителя Noorart. Всего за $19,95 мусульманские родители разом решали все проблемы своих дочек, изнывающих от зависти к девочкам-немусульманкам и их ярким куклам. На сегодняшний день семь видов Razanne продается в США, Европе и на Ближнем Востоке. Родители могут выбрать для своих дочек Razanne-учительницу, Razanne-ученицу, Razanne, празднующую Ид-аль-Фитр (трехдневный праздник, знаменующий окончание священного месяца Рамадан), молящуюся Razanne (поставляется с ковриком для молитв и игрушечным Кораном).
Некоторое время после появления «новой Barbie» в исламской прессе циркулировали слухи о том, что корпорация Mattel готовит ответный удар: «Barbie в хиджабе». Специалисты по Ближнему Востоку полагали, что выпуск этого продукта нанесет еще больший удар по престижу компании, так как главная претензия мусульман к Barbie была не в том, как она одевается, а в том, как она выглядит без одежды. Фигура Barbie вызывала у исламского духовенства примерно те же чувства, что и лицо Джорджа Буша. В 2004 году компания Noorart получила разрешение на продажу Razanne на территории Саудовской Аравии. Представители компании пока категорически отказываются раскрывать объемы продаж куклы. В конце 1990-х продажи Razanne оценивались в 30 000 кукол в год (для сравнения: еженедельно в 140 странах мира продается 1 млн кукол Barbie). Сегодня, несомненно, продажи серьезно увеличились. Недавно Аммар Саадех заявил, что в ближайшем будущем намерен выпустить и куклу-мальчика – брата Razanne, в пику бойфренду Barbie. При этом он категорически отверг предположения журналистов о том, что прототипом куклы станет Усама бен Ладен.

Иван Филиппов

- ИСЛАМ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ.

Эхо Черного вторника


Международный контекст, созданный Черным вторником — трагедией, происшедшей в США 11 сентября 2001 года, — задал новое и достаточно противоречивое направление отношению немусульманского мира к исламу. С одной стороны, большинство политиков, государственных деятелей и средств массовой информации, отдавая дань политкорректности, заверяют, что не ставят знак равенства между понятиями “террорист” и “мусульманин”, что операция США и их союзников в Афганистане направлена не против ислама, а против окопавшегося в этой стране “международного терроризма”. С другой — в дебатах, которые ведутся по поводу непроизвольно обозначившейся связки “ислам и терроризм”, вольно или невольно проскальзывает мысль, что именно приверженцам ислама легче всего совершать акты террора — и в силу прочно укоренившейся в сознании мусульман идеи жертвенности, мученичества, и по причине особенностей самого исламского вероучения с его догматом о предопределении, который доведен до полного фатализма и слепого подчинения судьбе. Добавляет черных красок в общую картину ислама и напоминание о том, что одной из главных религиозных обязанностей мусульманина является “священная война” с неверными (джихад).
В самом мусульманском мире военная операция в Афганистане лишь усилила и без того широко распространенные антизападные, антиамериканские, антиизраильские настроения. В массе своей рядовые мусульмане восприняли действия международной антиталибской коалиции как войну “неверных” с исламом. Этим они отличаются от своих правительств, почти единодушно поддержавших борьбу с международным терроризмом. Так, призыв Осамы бен Ладена начать священную войну “с крестоносцами и евреями” (США, Западом и ООН. — Д. М.) был официально отвергнут мусульманскими лидерами. Генеральный секретарь Лиги арабских государств Амр Муса заявил в связи с этим: бен Ладен “не может говорить ни от имени последователей ислама, ни от имени арабов”1.
Напомним, что мусульманский мир, да и сам ислам более, чем какой-либо другой религиозно-культурный ареал, притягивал к себе внимание западного мирового сообщества задолго до Черного вторника и военной операции в Афганистане. И это не удивительно, если учесть как геополитическую значимость мусульманских государств Ближнего и Среднего Востока, Персидского (или, как его называют арабы, Арабского) залива, так и наличие на их территориях огромных запасов нефти. Можно поэтому предположить, что Запад, стремящийся к сохранению стабильности в этих жизненно важных регионах, интересовался исламом чисто прагматически — хотелось понять, является ли ислам стабилизирующим или же дестабилизирующим фактором.
В дебатах по этому вопросу алармизма предостаточно. Ислам нередко сводят к стереотипной триаде: “ксенофобия, насилие, женоненавистничество”, а “великий страх” по поводу “исламского фундаментализма” и его вариаций — исламизма и интегризма — то и дело смыкается с идеями антимусульманства и даже расизма. Рассуждают о том, что именно мусульман отличает повышенная политизированность, склонность к экстремизму и терроризму во имя веры. Ставшее популярным благодаря книге американского политолога Сэмюэля Хантингтона, противопоставление Север — Юг (богатые — бедные) начинает интерпретироваться как неизбежность столкновения христианской и исламской цивилизаций. Но, разумеется, пишущие и говорящие об исламе на Западе демонстрируют и иные, более содержательные, подходы, в рамках которых мусульманская религия, исламская традиция рассматриваются как часть цивилизации, компонент общемировой культуры, образ жизни.
Примерно такой же разнобой в трактовках и взглядах наблюдается в России, где общественное сознание, научная мысль стремится отрефлектировать новый феномен — “постсоветский ислам”. Как и на Западе, внимание к этому явлению обусловлено не только академическим интересом, но и политическим императивом: Россия имеет собственную крупную мусульманскую общину и непосредственно соприкасается на своих южных границах с неспокойным морем ислама. В нынешней военной операции в Афганистане Россия и бывшие азиатские республики поддерживают своих бывших противников — моджахедов Северного альянса, в котором видят силу, способную создать барьер на пути проникновения в СНГ радикального ислама, носителями которого являются афганские талибы. Социологи отмечают, что под влиянием американских “ударов возмездия” по Афганистану, воспринятых россиянами (преимущественно немусульманами) в целом положительно, прежнее и достаточно терпимое отношение к исламу начинает меняться: так, на вопрос ВЦИОМ: “Изменилось ли после терактов в США и начала бомбардировок в Афганистане ваше отношение к исламу и мусульманам?” — больше трети опрошенных россиян ответили, что их отношение “намного или несколько” ухудшилось2.
Итак, в западном, да и в российском общественном мнении именно ислам прочно ассоциируется с экстремизмом и терроризмом. Между тем примеров проявления “крайностей” предостаточно и в христианской, и в буддийской, и в индуистской, и во многих других религиозно-культурных средах, а рассуждения об особой нетерпимости мусульман к представителям других религий, воинственности ислама и его приверженцев опровергаются самой жизнью.
Во-первых, история, в том числе и современная, знает немало войн между самими мусульманскими государствами — между Ираном и Ираком в 1980 — 1988 годах или же между Ираком и Кувейтом в 1990-м. Вступают в вооруженную междуусобицу и приверженцы разных течений ислама: сунниты против шиитов и ахмадийцев в Пакистане; алавиты, сунниты и шииты в Ливане. Но не меньшую враждебность проявляют друг к другу и немусульмане — приверженцы разных вероисповеданий: вспомним о длительной конфронтации католиков с протестантами в Северной Ирландии или конфликте тамилов-индуистов с сингалами-буддистами на Шри-Ланке.
Во-вторых, внутрирелигиозные разногласия в исламе (между шиитами и суннитами, между шиитскими сектами и проч.) острее, чем проявления враждебности к иным религиям. И этим ислам мало чем отличается от того же христианства, где разногласия, скажем, Русской православной церкви с Ватиканом или с украинскими униатами куда острее, нежели отношения, которые сложились у РПЦ с российским исламом. И вообще ислам не проповедует вражды к иным религиям: христиане, иудеи и другие религиозные общины обозначены в Коране как “люди Книги”, так как имели, как и мусульмане, свое Писание, а потому обладают статусом “покровительствуемых”.
Наконец, что касается найденных в исламском вероучении оправданий действий террористов-смертников как мучеников веры, то представления о том, что воин, павший в бою, попадает в рай, свойственны не только исламу, но и другим религиям. К тому же мученичество, шахидизм (от слова шахид, буквально “свидетель” — тот, кто жертвует своей жизнью, чтобы засвидетельствовать свою преданность вере) больше свойственны догматике и культовой практике шиитской ветви ислама, где идея страдания и искупления — один из важнейших элементов вероучения. К тому же на совершение акта самопожертвования ради идеи решаются и представители иных конфессий, и члены вполне светских организаций, и просто далекие от религии люди. Достаточно вспомнить эсеров-“бомбистов” в России, японских камикадзе, подвиги времен Отечественной войны, другие, относящиеся уже к новейшей истории, эпизоды: подорвавшую себя вместе с Радживом Ганди террористку-тамилку, “Красные бригады” в Европе... Словом, акции мусульман-фанатиков, уносящих жизнь других людей в Америке, Израиле либо Ливане, имеют опосредованное отношение к исламу как религиозной системе. Однако сама исламская религия объявляет запретным убийство невинных людей и покушение на чужую собственность. Так, ведущие государства мусульманского мира, в числе которых была и Саудовская Аравия, осудили террористические акты 11 ноября, квалифицировав их как “нарушение заповедей всех небесных религий, всех нравственных и человеческих ценностей”3.

Ислам как религиозная система


Ислам, будучи исключительно “сильной” религией, далеко не сводящейся только к вере в Бога, представляет собой образ жизни, образ мыслей, более того — основу целой цивилизации. Предписания ислама пронизывают жизнь мусульманина от рождения до самой смерти, во многом определяя его социальное поведение. Ислам в значительной степени определяет характер экономических отношений, формы государственного управления, социальную структуру — словом, он сохранил до настоящего времени свою жизнеспособность как мощная религиозно-культурная традиция.
В то же время о мусульманском мире как о некой целостности можно говорить лишь условно. Исповедующие ислам народы по своим языкам, обычаям, культуре, традициям существенно отличаются друг от друга, да и сама мусульманская религия в различных странах и регионах часто испытывала на себе воздействие местных верований и традиций. Отсюда — своеобразный синкретизм, столь зримо присутствующий, к примеру, в яванском, северокавказском, африканском “исламах”. Как справедливо замечает исследователь этой религии Фредерик Денни, “мусульмане обитают по меньшей мере в двух культурных сферах. Одна из них — врожденная и впитанная с молоком матери местная культура родной страны, этнического окружения, другая — приобретенная и осознанная принадлежность к исламу, всей мусульманской культуре”4.
Ислам — динамично развивающаяся религия, свидетельством чему служит стремительно увеличивающееся число его приверженцев. В наши дни ислам представлен более чем в 120 странах мира (включая Россию и составляющие ее субъекты) и занимает после христианства второе место в мире по числу верующих — 1,2 млрд. человек. Крупнейшим мусульманским государством является Индонезия, затем идут Индия, Пакистан и Бангладеш. В большинстве государств Ближнего и Среднего Востока (и в некоторых африканских странах, где мусульмане составляют значительную часть населения) ислам объявлен государственной религией.
Но приверженцы ислама есть и в других частях света. В США, где церковь отделена от государства и потому вопрос о вероисповедании не включен в официальные переписи населения, по приблизительным подсчетам мусульман от 4 до 6 млн. — больше, чем традиционных для этой страны протестантов5. В Германии насчитывается около 3 млн. мусульман6, подавляющее большинство которых составляют турки, и ислам стал в этой стране второй по значимости религией. Францию избрали местом своего проживания более 4,5 млн. выходцев из мусульманских стран (главным образом арабских). В других западноевропейских государствах — Испании, Великобритании, Италии — также наблюдается быстрый рост мусульманского населения. Даже скандинавские страны, находившиеся долгое время на периферии мировых миграционных процессов, ощутили приток мусульман, многие из которых бежали из конфликтных зон. В Восточной и Центральной Европе — в особенности в Болгарии, бывшей Югославии и Албании — исламский фактор заметно усилил свое воздействие на общественно-политическую жизнь. В Китае в местах компактного проживания мусульман (Синьцзян-Уйгурский автономный район) численность последних (около 18 млн. человек) растет, но не быстрее, чем население всей страны в целом.
В России — по разным оценкам — насчитывается от 12 до 20, а по некоторым данным — до 30 млн. мусульман. В Азербайджане с его семимиллионным населением, в Узбекистане (23 млн.), Таджикистане (5,7), Киргизии (4,6) и Туркменистане (4,7) мусульмане приблизительно составляют 90 процентов от числа всех граждан. В Казахстане, где доля казахов в шестнадцатимиллионном населении республики превышает 50 процентов, мусульман почти 65 процентов. На Украине компактно проживающие в Крыму и исповедующие ислам крымские татары (около 260 тыс., или 12,5 процента населения полуострова) стали фактором политической и экономической жизни, с которым уже не могут не считаться местные государственные структуры7.
С момента зарождения ислама в VII веке и его победоносного шествия в Средние века быть мусульманином означало — принадлежать к цивилизации победителей: мусульманская империя простиралась от Испании на западе до Индии на востоке. Тогда в мусульманском мире зародились представления об особом предназначении ислама, о непосредственной связи между религией и успехами в мировых делах. Однако события Нового времени — начиная с покорения Египта, считавшегося сердцем мусульманского мира, Наполеоном в 1798 году и последовавшие затем европейские колониальные завоевания, вынудившие мусульман жить под европейским правлением, — привели к утрате исламом своих позиций и стали для исповедовавших эту религию болезненным шоком.

Мусульмане отвечают на вызовы современности


В новейшее время мусульманские государства оказались на периферии постиндустриального мира. Малайзийский ученый и общественный деятель Анвар Ибрахим пишет в связи с этим: “Хотя мусульмане составляют одну пятую всего мирового населения, более половины из них (свыше 500 млн.) живет в условиях абсолютной бедности”.
Осознание этого породило в исламских обществах фрустрацию и растерянность. Возник “синдром неполноценности” и ощущение того, что национальной идентичности грозит смертельная опасность быть уничтоженной не в результате военного вторжения, а мирно, путем внедрения “западной отравы”, как именуют консерваторы в арабских странах и Иране рыночную экономику, светские идеалы, общество потребления.
Травма современного ислама — в контрасте между ушедшим в историю расцветом средневекового ислама и нынешним бедственным положением многих мусульманских государств, в углубляющемся различии между “бедными” мусульманскими государствами и процветающим христианско-западным миром. Выход из этого затруднительного положения в мусульманских странах пытаются искать в основном в следующих альтернативных проектах:
· в секуляризме, который означает выведение шариата как юридической системы из области общественных отношений;
· в реформизме, или модернизме — путем согласования ислама с достижениями современной науки, с новыми общественно-политическими реалиями;
· наконец, третьей альтернативой становится фундаментализм, или его разновидность — исламизм, который пронизан идеями политического радикализма.
В целом модернизацию частично удалось осуществить лишь в немногих государствах Азии и Африки, в числе которых — государства Персидского залива. Несколько десятилетий ускоренных социально-экономических преобразований по капиталистическому пути привели эти некогда архаичные восточные общества к поистине революционному скачку из отсталости в современный, постиндустриальный мир. И хотя исламская составляющая на общественном и государственном уровне в монархиях Персидского залива выше, чем в большинстве других мусульманских стран, здесь утвердились определенные элементы секуляризации государственно-правовой системы. Таковы, например, существующие в Саудовской Аравии консультационные советы, построенные по принципу шуры — совещательной традиции в исламе.
Но в большинстве исламских государств секуляризация, а с ней и модернизация встретили стойкое сопротивление. Ценности европейского безрелигиозного гуманизма там не прижились. Пожалуй, всерьез о приверженности секуляризму на государственном уровне заявлено только в Индии и Турции, где многое делается для того, чтобы религия становилась частным делом. Правящие элиты в этих государствах последовательно, на протяжении нескольких десятилетий, следуют принципу секуляризма, стремятся сделать государство независимым от религиозных организаций и духовенства, добиться равноправия религий. При этом приверженность секуляризму не стала синонимом осуществляемого “сверху” насильственного перевода религиозности масс в сторону нерелигиозности. Она свелась лишь к отделению религии от других сфер социально-политической деятельности.
В то же время в современной истории можно найти немало обратных примеров, когда неосторожная, непродуманная попытка “задвинуть” ислам на второй план во имя реализации какого-либо модернизаторского проекта приводила к трагическим последствиям, к расколу общества, своего рода “реакции отката”. Наиболее яркий пример — Афганистан, где после попыток “запретить” религию в период правления левых прокоммунистических сил на политическую арену вышла новая, ранее не участвовавшая в межафганском конфликте сила — исламское движение “Талибан” (от слова талиб, означающее “спрашивающий”, “находящийся в поиске”; талибы — это также “благоговейно постигающие ислам” ученики духовных и религиозных наставников). До антитеррористической операции осени 2001 года движение контролировало 90 процентов территории Афганистана и в восприятии немусульманского мира стало воплощением фанатизма, варварства и обскурантизма. В известной мере так оно и было, поскольку талибы использовали “исламское оружие” для радикального переустройства общества — в сторону реанимации религиозно-патриархальных устоев и насильственного утверждения их.
Другой пример — Алжир. Здесь в течение нескольких десятилетий проводился социалистический эксперимент. После краха главного спонсора мирового социализма — Советского Союза в этой арабской стране началась гражданская война, породившая терроризм “с религиозным лицом”. В Иране шах, продемонстрировав пренебрежение к религиозной традиции в ходе реализации светской прозападной модели, не смог предотвратить исламскую революцию. В результате победил теократический режим Хомейни, а Иран, истерзанный кровавой гражданской междуусобицей, этническими распрями, вооруженным конфликтом с Ираком, оказался на протяжении длительного периода искусственно изолирован от мировых экономических и политических процессов, отброшен в своем развитии назад.
С выходом на политическую арену социальных групп, чья жизнь оказалась дезориентирована, нарушена в результате модернизации, быстрых социальных и общественных перемен, связано явление политизации ислама. Это — своего рода радикальный ответ мусульманского мира на вызовы, рождаемые современным развитием. Этому феномену способствовали периоды социальных и политических кризисов, внутренней и международной нестабильности, когда экономические трудности, политические потрясения, идеологическая путаница работали в пользу лозунгов “обновленного”, “очищенного от западной скверны” исламского общества, а ислам превращался в наиболее доступный и приемлемый способ обретения национальной идентичности.
Политизации ислама способствовала и сложившаяся в большинстве государств исламского мира политическая атмосфера: они отстают в создании структур гражданского общества, утверждении демократических прав и свобод. Гарантами стабильности во многих странах является армия с присущим ей специфическим пониманием демократии и прав человека; диктаторские и авторитарные режимы остаются главной политической приметой мусульманского мира. В условиях отсутствия, подавления или запрета политической оппозиции, партий, профсоюзов, массовых политических организаций, попрания гражданских свобод — мечеть, религиозно-политические и националистические объединения и движения становятся единственно доступной формой противостояния власти.
К числу обстоятельств, благоприятствующих превращению ислама в политическое оружие, относится и то, что мусульманский истеблишмент в политических структурах стран Азии и Африки — одна из немногих сравнительно независимых и сильных “групп давления”. Она устанавливает нормы поведения, которым должны следовать общество и государственные руководители, ответственные за принятие решений. Возвращая общество к истокам, традициям, в том числе и религиозным, идеологи политического ислама утверждают таким способом культурную самобытность, противопоставляют “превосходящие духовные ценности” Востока, занятого “поисками бога”, Западу, погрязшему в материализме. В движениях, вдохновляемых идеями политического ислама, ощущается стремление очистить мусульманское общество от западной “скверны”, создать новую модель, противостоящую “глобальной системе империализма”, которую поддерживают “богатые в богатых странах совместно с богатыми в бедных странах”.

Фундаментализм и исламизм



Идеологическую базу современного политического ислама составляет фундаментализм. Его цель состоит в том, чтобы укрепить веру в фундаментальные источники ислама, привести нормы общественной и личной жизни каждого мусульманина в соответствие с религиозными заповедями, заставить верующих неукоснительно выполнять предписания Корана и шариата, утверждать основы исламской экономики, которая строится на принципах социальной справедливости. Как заявлял видный мусульманский теоретик Аболь Хасан Бани Садр, “мы будем производить в соответствии с нашими возможностями и потреблять в соответствии с добродетелями каждого”. Падение веры и нравственное разложение общества трактуется как результат культурной и политико-экономической экспансии Запада (подобные настроения, кстати, распространены и в фундаменталистско-православной среде государств Центральной и Восточной Европы). Фундаменталисты выдвигают претензии и на универсальную значимость своей религии — вспомним знаменитое письмо Хомейни Михаилу Горбачеву, в котором об исламе говорится как о светлом будущем всего человечества.
Для крайних, экстремистских течений политического ислама, именуемых в литературе исламизмом, характерно агрессивное неприятие европейско-христианских духовных ценностей, повышенная политическая активность, готовность прибегнуть к насильственным методам, включая террористические.
Трансформация веры в идеологию, подчас радикальную, определяет политическую позицию исламистов, которые фактически смыкаются с экстремистскими политиками и партиями, выступающими против принципов демократии, прав человека и свободы совести. Исламисты ратуют за сильную власть, за жесткий моральный и идеологический порядок. По своему духу это течение близко к старым радикальным утопическим идеям новейшего времени. Его можно рассматривать и как своего рода исламскую вариацию марксизма-ленинизма, а то и фашизма (исследователями давно подмечено сходство программных установок египетской Организации “Братьев-мусульман”, возникшей в 30-е годы XX века, с фашистскими идеями).
Долгое время исламско-фундаменталистский проект оставался утопией, идеалом, к которому стремились отдельные политики и общественные движения. Ныне исламская оппозиция в фундаменталистском обличье существует во всех государствах, где есть приверженцы ислама. В ряде государств (Алжире, Египте, Израиле, Ливане) исламисты прибегают к насилию, пытаясь заставить общество и власть принять их программу.
Исламские радикалы, идейные последователи имама Хомейни, выступают с пропагандой жесткого, замешанного на ненависти к Западу национализма, с популистскими, демагогическими и шовинистическими призывами. Лидер турецкой партии Рефах — Партии благоденствия (ныне — Партии добродетели) Неджметдин Эрбакан, шейх суфийского братства Накшбандийя и красноречивый политик, постоянно употребляющий в своих речах слова “благоденствие”, “процветание”, “счастье”, связывает ислам с идеями социальной справедливости и общественного порядка, с отторжением чуждых, по его мнению, исламскому обществу западнохристианских ценностей.
Аналогичным образом действуют Братья-мусульмане в Египте, Фронт исламского спасения в Алжире, Хамас в Израиле, Партия Аллаха в Ливане, другие экстремистские организации в мусульманских странах. Все они ориентируются на антикапиталистически настроенную часть общества: на выбитых из развития модернизацией и индустриализацией маргиналов, но также и на “национальную” интеллигенцию, студенчество, представителей других общественных слоев, пострадавших от реформ, “новшеств” и преобразований.
Исламисты успешно освоили критическую риторику в адрес “империализма” и заявляют, что выступают в защиту трудящихся. Они действительно создают общественные и политические структуры (мечети, молельные дома, профсоюзы, больницы, банки, школы), действующие параллельно и в обход государства. Их лидеры чаще, чем официальные власти, апеллируют к простому человеку, выдвигая популистские, понятные “человеку с улицы” лозунги. Контролируемые исламистскими организациями структуры прикармливают обездоленных и безработных, дают возможность самовыражаться людям, исключенным из процесса общественного развития.
Все современные фундаменталисты утверждают, что возврат к эгалитаризму шариата и к воссозданию правил общественной жизни, обязательных для “истинных”, “правоверных” мусульман, — это действенный способ борьбы с коррупцией, эксплуатацией, преступностью, которые возникают, по их мнению, из-за того, что в мире доминируют западная “материалистическая” система и либерализм (а десятилетиями раньше господствовали социализм и марксизм).
В ряде стран фундаменталистам удалось приблизиться к практическому воплощению своего идеала. В Египте, Йемене, Иордании они вошли в правительственную коалицию, а в Турции — возглавили на короткое время правительство. Есть несколько государств, где фундаменталистский проект был реализован. В первую очередь это произошло в Иране. Там после победы исламской революции и особенно в пору расцвета хомейнизма была сконструирована новая общественная система, базирующаяся на “исламском фундаменте”, представляющая своеобразный синтез революционной и религиозной идеологий.
Другими странами, где был реализован фундаменталистский проект, можно считать Судан и талибский Афганистан. В этих государствах фундаментализм реально изменил ход общественных процессов. Внешне они выглядят как возвращение к истокам ислама, как архаизация общества — в наиболее утрированном виде это проявляется в разрушенном гражданской войной Афганистане, где талибам не пришлось прилагать особых усилий, чтобы заставить обнищавшее и пауперизированное население отказаться от “новшеств”, то есть от тех достижений цивилизации, которых оно или и вовсе не имело, или давно лишилось.
Было бы ошибочным считать все население и все правящие круги в мусульманских странах единомышленниками исламистов или же фундаменталистов. В Египте, например, террористические акции исламистов, совершенные против иностранцев, вызвали недовольство и резкую критику: из-за угрозы террора снизилась посещаемость туристических объектов, что сразу же сказалось на доходах живущих за счет этого египтян. Другой пример — Алжир. Здесь развязанная Фронтом исламского спасения и другими экстремистскими организациями кампания террора против интеллигенции и журналистов так напугала средний класс, что он предпочел тяготы чрезвычайного положения неконтролируемым действиям отрядов воинствующего ислама.
В других государствах, где имеются влиятельные мусульманские общины, исподволь пробивает себе дорогу светская государственная модель. Здесь многие приходят к осознанию того, что только она и обеспечивает включение в процесс глобального развития, без которого в наши дни нереально построение процветающего общества. В ряде случаев (как это было в Алжире и Турции) военные попросту отстраняют фундаменталистов от власти, запрещают их легальную деятельность. Это имеет, правда, и обратную сторону. В Алжире после аннулирования итогов парламентских выборов 1991 года, лишившего исламистов возможности прийти к власти законным путем, развернулось масштабное террористическое движение. В Турции партия Рефах, стабильно собирающая на выборах не менее 20 процентов голосов, перешла после своего запрета в начале 1998 года на нелегальное положение, что усилило позиции сторонников экстремизма.
С окончанием “холодной войны” экстремистские течения в мусульманском мире из “государственных”, находившихся под контролем одного или нескольких центров, превратились в “стихийные”, полицентрические, гораздо менее управляемые. Это отчетливо видно на примере организаций религиозно-экстремистского толка в палестинском движении, которые, как представляется, неподконтрольны ни Организации Освобождения Палестины, ни ее лидеру и главе Палестинской автономии Ясиру Арафату. Потому общества и государства в развивающихся странах и за их пределами по-прежнему уязвимы перед выбросами насилия, прикрываемого религиозно-экстремистской риторикой.
Хотя к концу 90-х годов исламистская волна пошла на спад, ее новых приливов не удалось избежать в отдельных государствах: правящие элиты в них либо не смогли разрешить давнишнего политического противостояния, как в Израиле, например, либо оказались не в состоянии нейтрализовать болезненные вызовы современности.

Постсоветский ислам



Советская власть нанесла значительный ущерб культуре народов, исповедовавших ислам: в рамках проводившейся в масштабах всей страны кампании по искоренению религии было закрыто и уничтожено множество мечетей, медресе, мусульманских библиотек и изданий, культурных центров. Был осуществлен жестокий террор против мусульманских священнослужителей и рядовых верующих, национальной интеллигенции и национальных кадров. В то же время советская власть в строгом смысле слова ни в советской Средней Азии, ни в Азербайджанской ССР не существовала: партийный функционер воспринимался здесь в первую очередь как опирающийся на родственный клан представитель власти и уж только потом как носитель коммунистической идеологии8. Да и сами религиозные гонения носили в этих мусульманских республиках, если так можно выразиться, более сдержанный характер по сравнению с религиозными преследованиями “собственно российских” мусульман — татар, башкир, которые не воспринимались коммунистическими идеологами как представители мира ислама.
В конце 80-х годов события на Ближнем и Среднем Востоке — исламская революция в Иране и война в Афганистане — в известной мере стимулировали подъем исламского политического движения в республиках советской Средней Азии. В связи с этим, как отмечает российский исследователь, произошло не только резкое повышение общественного внимания к исламу, но и утверждение негативного стереотипа, связанного с этой религией9.
В годы перестройки и после распада СССР исламская проблематика в России и государствах СНГ быстро перешла в разряд “горячих” тем. Во многом это было обусловлено переменами, начавшимися в постсоветском мусульманском пространстве: исповедующие ислам народы бывшего Советского Союза начинают преодолевать почти вековую искусственную изоляцию от исламского мира, втягиваться в орбиту экономического, политического и религиозного влияния государств Ближнего и Среднего Востока. При этом они приобщаются не только к высокой культуре ислама, но и к различным, в том числе и политизированным, течениям этой религии. В полный голос заявил о себе политический ислам, а война в Чечне, обострив этнические и религиозные противоречия на Кавказе, стимулировала рост религиозного экстремизма. Все это диктует необходимость пристальнее взглянуть на эволюцию собственно “российского” ислама, который становится все более значимым фактором общественной жизни нашей страны.

Северокавказское измерение “российского” ислама



Особую актуальность приобретают в связи с этим вопросы, связанные с определением позиции России в отношении мусульманского мира. “Евразийский” подход (его давним и последовательным пропагандистом является российский общественно-политический деятель, лидер “Исламского комитета” Гейдар Джемаль) подразумевает место России в рядах мусульманских, а не западных государств, что обусловлено общностью истории российских мусульман и славянства, мировоззренческим сходством ислама и православия. Данная позиция встречает сильные возражения тех, кто не видит принципиальной разницы между исламом и исламизмом и считает, что выбор в пользу антизападного альянса с мусульманским миром — это выбор реставрации тоталитарного режима в России. Как подчеркивает российский специалист по исламу Е. Трифонов, “сторонникам нищей милитаристской России следует уяснить, что она не будет ни лидером, ни „первой среди равных” в мире исламских государств. Встав в их ряды, Россия останется чужой для них, сколько бы ни рассуждали о близости ислама и православия. „Союзники” так же, как во времена Насера, Касема, Нимейри и Барре, будут требовать хлеба и оружия, военной, экономической, финансовой, дипломатической поддержки, причем бесплатно, используя в случае необходимости угрозы и шантаж”10.
Представляется все же, что в силу исторической и культурной традиции взаимосвязи с исламом, многонационального и многоконфессионального состава российского государства, наконец, в силу географического фактора Россия не может позволить себе абстрагироваться от протекающих в исламском мире процессов. Ведь ислам — это вторая после православия доминирующая в России конфессия, которая давно превратилась для мусульман в существенный фактор обретения национальной идентичности. Россия заинтересована в поддержании в мусульманских регионах политической стабильности, что невозможно без ровных отношений с мусульманским сообществом, в том числе и тем, где силен радикальный настрой.
В России сторонники политического ислама не сумели пока формализоваться в качестве влиятельных движений, партий, организаций, как это произошло в странах Третьего мира. К тому же если на мусульманском Востоке сторонники умеренных религиозно-фундаменталистских течений видят в исламе стержень, который позволяет сохранить исламскую цивилизацию в условиях доминирования Запада, то в России фундаментализм замутнен, захвачен идеологией шовинизма и псевдокоммунизма.
Сторонников политического ислама на Северном Кавказе называют ваххабитами — по аналогии с одноименным религиозно-политическим течением, получившим распространение в Аравии и на других территориях Арабского Востока в середине XVIII века и названным по имени своего основателя, богослова-правоведа Мухаммада ибн Абд аль-Ваххаба (арабы предпочитают употреблять другое наименование — салафиты). Приверженцы последнего требовали возврата к простоте первых веков ислама, полного отказа от “новшеств”, не нашедших прецедентов в правоверных преданиях, не освященных согласованным решением богословов и потому противоречащих Сунне; исключения любого культа, включая и культ пророка, святых и могил. В обыденной жизни они запрещали алкогольные напитки, музыку, танцы, современную одежду. Действуя под лозунгом джихада и борьбы с многобожием (ширк), ваххабиты совершили нападение на центр шиитского паломничества Кербелу — в 1801 году, разрушили в 1803 году святыни Мекки, а в 1804-м — Медины. Ваххабизм, кроме того, сыграл важную историческую роль в деле объединения разрозненных аравийских племен и противодействия османскому влиянию на Аравийском полуострове.
Хотя ваххабизм в прошлом и был признан государственной идеологией государства Саудитов, ошибочно было бы ассоциировать его с современной Саудовской Аравией. По свидетельству известного востоковеда И. Александрова, “в основополагающих документах королевства нигде не делаются ссылки на ваххабизм как на официальную религиозную доктрину”, ваххабизм не упоминается в качестве идейно-политической основы ведения государственных дел в заявлениях короля и других высокопоставленных представителей саудовского истеблишмента, и вообще “о ваххабитском движении, как правило, говорится в историческом контексте или при рассмотрении сугубо религиозной проблематики”11.
Появившиеся на Северном Кавказе на рубеже 80 — 90-х годов так называемые “ваххабиты”, то есть пропагандисты “истинного, чистого ислама”, хотя и близки по духу аравийским ваххабитам, однако скорее представляют собой местную разновидность фундаментализма. Они противостоят другим бытующим здесь формам мусульманской религии: шафиизму — одной из религиозно-правовых школ, к которой относит себя часть верующих мусульман; мюридизму — суфийскому (мистическому) течению в исламе; “народному исламу” — адаптированным к кавказским историческим реалиям мусульманским традициям и обычаям. Северокавказские сторонники “чистого ислама” выступили с призывами привести местный ислам в соответствие с нормативным пониманием этой религии. Так, они настаивают на отказе от поклонения святым местам (зияратам), от культа местных святых и шейхов, почитания стариков (поскольку это не соответствует принципу таухида — единобожия), от такого ритуального обряда тарикатов, как зикр, то есть мистическое радение, во время которых впадали в экстаз и сливались с Богом.
Предпосылки распространения “ваххабизма” на Северном Кавказе легко просматриваются в экономической и социальной сферах. Что касается “спонсорства” ближневосточных государств над “ваххабитскими” движениями Северного Кавказа, то в этом вопросе все еще очень трудно отделить мифы и пропаганду от истины. По некоторым данным, опеку над последними осуществляют исламские радикальные объединения Саудовской Аравии, ОАЭ, Иордании, Пакистана. Ситуацию на Северном Кавказе напрямую связывают и с не спадающим уже много лет напряжением в Афганистане, в частности, с обосновавшимся в этой стране “спонсором международного терроризма” Осамой бен Ладеном. Высказывается предположение, что с помощью северокавказских течений “агрессивного ислама” их ближневосточные покровители собираются провозгласить в Дагестане и Чечне нечто похожее на имамат, отделить обе северокавказские республики от России и создать коридор, который соединит Северный Кавказ с Каспием и Азербайджаном12. С другой стороны, представители масхадовской администрации неоднократно обвиняли американские и израильские спецслужбы в намеренном провоцировании религиозного конфликта между различными течениями ислама на Северном Кавказе, поскольку это может облегчить ввод в регион войск ООН13.
Трудно сказать, основаны ли такого рода подозрения на фактах и реальных событиях или же они являются следствием пропагандистских мероприятий, а то и прямой дезинформации со стороны заинтересованных политических сил как на Северном Кавказе, так и в Москве. По-видимому, все же есть вероятность участия неправительственных организаций стран Ближнего и Среднего Востока не только в поддержании борьбы за чистоту исламского вероучения на Северном Кавказе, но и в поощрении, финансировании и вооружении исламских экстремистов. Однако на официальном правительственном уровне такого рода вовлеченность вряд ли существует, и исламские государства публично опровергают причастность к подобной деятельности: например, Королевство Саудовская Аравия выступило в сентябре 1999 года с заявлением, что само борется против терроризма и не вмешивается во внутренние дела других государств. В таком же духе высказались другие арабские страны14.
Следовательно, с одной стороны, появление “ваххабизма” на Северном Кавказе связано с тем, что ислам усиливает здесь роль компонента общественного сознания и образа жизни, все быстрее превращается в существенный фактор обретения национальной идентичности. И нарастающее влияние исламских стран Ближнего и Среднего Востока и распространенных там направлений ортодоксального ислама в немалой степени способствует этому. Но с другой стороны, формирование этого религиозно-политического течения связано с внутренним фактором — социально-экономической нестабильностью, безработицей, обнищанием населения, незащищенностью личности и засилием клановой системы в мусульманских северокавказских автономиях.
Поскольку принципы этого религиозно-политического движения вступают в противоречие с прочно устоявшимися на Кавказе традициями быта, обычаев и культуры, образцами светского поведения и этикета, это нередко вызывает негативную реакцию со стороны рядовых верующих. Есть и другое объяснение враждебности к этому явлению. Местный религиозный и политический истеблишмент усматривает в реформистских призывах идеологов нового течения покушение на свою власть, а потому обвиняет сторонников “чистого ислама” в “подрыве устоев”, экстремизме и других грехах. Тем более, что иногда к этому имеется основание: под религиозными знаменами на Северном Кавказе объединяются в настоящее время не только верующие, но и радикальные политики, и те, кто бросает вызов территориальной целостности России: речь идет о таких экстремистских организациях и движениях, как “Исламская нация”, “Конгресс народов Ичкерии и Дагестана”, “Кавказская конфедерация”. Исходным материалом для лепки экстремизма становится в условиях экономического кризиса и политической нестабильности молодежь, а также представители этнических групп и кланов, отстраненных от власти.

Центральноазиатский исламорадикализм



В ряде государств региона не удается предотвратить спорадические вспышки насилия, решить проблемы, связанные с распространением исламорадикализма. К таковым относятся события в Таджикистане в период гражданской войны (февраль 1990 — 1997 годы).
В этой самой слаборазвитой республике бывшего Советского Союза имелась “благоприятная” социальная база для нестабильности: массовая безработица, малоземелье, низкий уровень жизни большинства населения. Однако конфликт в Таджикистане едва ли может быть сведен к формулам: “исламизм против светского государства”, хотя некоторые лидеры Объединенной таджикской оппозиции (ОТО) сделали ислам идейным и духовным знаменем своей борьбы в противовес официальной коммунистической идеологии, которую исповедовали их противники. Но и те и другие опирались на родственные им кланы и население “своих” регионов. Да и большинство жителей, осуждая религиозный радикализм, стремились к тому, чтобы их республика оставалась светским государством.
В Узбекистане к концу 90-х годов сформировалось сильное оппозиционное религиозное движение, обретшее к тому же и вооруженное крыло: оно планировало свержение светского режима и введение законов шариата. Главным объектом внимания исламистов была выбрана Ферганская долина, где в 1999 и 2000 годах произошли вооруженные столкновения, напрямую связанные и с внутритаджикской межклановой борьбой, и с войной в Афганистане. Ферганская долина стала средоточием активности мусульманских экстремистов не случайно: она имеет самую высокую плотность населения, самый высокий его прирост и самую высокую безработицу. Но конфликт там вызван не только задачами “освобождения территорий ислама от неверных”. Талибы были заинтересованы в сохранении и расширении контроля над “северным маршрутом” транспортировки афганского героина в Россию и Западную Европу. После прихода к власти они увеличили производство наркотиков (Афганистан поставлял 70 процентов производимого в мире опиума-сырца, а в 1999 году был собран рекордно богатый урожай — в два раза больше обычного), и международная наркомафия значительно активизировалась в поисках новых маршрутов. На новом, “северном” маршруте, проходящем по Таджикистану, Узбекистану, Киргизии и Казахстану, таджикские боевики и узбекские “исламисты” используются талибами для прокладывания и охраны “героиновых троп”.
Есть и другие причины возникшей в Узбекистане конфликтной ситуации, связанные со спецификой экономического и политического развития страны. В начале 90-х годов узбекские власти поощряли развитие исламской культурной традиции: открывались новые мечети, в Намангане и Андижане фактически всем руководила религиозная община, мусульманская молодежь имела возможность получать религиозное образование в исламских центрах арабских стран, Пакистана, Ирана. Однако ислам в Узбекистане стал быстро политизироваться — но не столько под воздействием агитации мусульманских пропагандистов, сколько вследствие неспособности светской власти обеспечить сносное и безопасное проживание ее гражданам. Гражданская война в Таджикистане, попытка в Узбекистане сформировать религиозную оппозицию, студенческие выступления в январе 1992 года напугали власти, которые начали гонения активистов запрещенных партий и движений, отнесенных к разряду “религиозно-экстремистских”, — Исламской партии возрождения, “Адолат” (“Справедливость”), “Товба”. Заодно репрессиям подверглись и вполне светские политические объединения — “Эрк”, “Бирлык” и другие, лидеры и активисты которых попали в “черные списки”, а затем очутились либо в тюрьмах, либо в эмиграции.
Но вместе с действительно имевшими место проявлениями экстремизма и фанатизма узбекские власти безжалостно подавили и своих потенциальных политических соперников, и ростки исламского возрожденческого движения, причем не только в своей стране, но и в соседнем Таджикистане. Таким образом, в Узбекистане, так же как это произошло ранее в Таджикистане, реализовался одинаковый сценарий: светские оппозиционные движения, стоявшие на умеренной политической платформе или же занимавшиеся культурно-просвещенческой деятельностью, были запрещены и разгромлены. Репрессии властей вынудили оставшихся на свободе (и в живых) оппозиционеров либо покинуть свои страны, либо уйти в подполье, либо примкнуть к антиправительственным силам. На поверхность вышли экстремистские организации (наподобие Исламского движения Узбекистана) — апологеты насилия, связанные с такими структурами, которые способны были оказать помощь в приобретении оружия, организации лагерей подготовки боевиков и проч.
Борьба узбекских властей с исламистами в итоге не привела к их уничтожению, но породила новые проблемы. К тому же существование талибского режима в непосредственной близости от границ этого центральноазиатского государства служит питательной почвой для местных исламистов, борьба с которыми имеет долгосрочные перспективы. Поэтому-то Узбекистан, а также и Таджикистан пытаются максимально использовать свое прямое участие в нынешней антитеррористической акции в Афганистане: они надеются с помощью американцев разгромить одним махом исламское оппозиционное движение и его зарубежных спонсоров. За это узбекскому и таджикскому режимам придется, возможно, расплачиваться внутриполитическими осложнениями. Ведь в руках оппозиции, выступающей в этих странах под исламскими знаменами, окажется мощный козырь, тем более что и нерешенные социальные проблемы, материальные трудности, связанные с углубляющимся дисбалансом экономики, а также демографический рост и массовая безработица создают питательную базу экстремизма, пополняют ряды сочувствующих повстанцам. Осенью 1998 года в Наманганской области произошли волнения, напрямую не связанные с религиозным фактором: протест населения вызвало резкое падение жизненного уровня, и основные требования касались снижения цен и повышения заработной платы. Однако во главе социального движения выступили исламисты, что свидетельствовало о том, что их шансы стать выразителями протестных настроений в условиях отсутствия профсоюзного движения и светской оппозиции оказались весьма велики.
Подведем некоторые итоги. На постсоветском Юге роль ислама как внешней угрозы в пропагандистских целях иногда преувеличивается, но как внутренняя угроза для ряда правящих режимов, в первую очередь узбекского и таджикского, она легко может реализоваться.
Было бы наивно при этом уповать на то, что рыночная модернизация, если она и улучшит благосостояние населения, растворит националистические и религиозные крайности. Как показывает опыт развивающихся стран, реформирование общества по западным образцам не становится панацеей решения острых социальных проблем, порождаемых модернизацией. Это означает, что социальная площадка для формирования религиозно-экстремистских течений может расширяться. Поэтому-то, справедливо критикуя проявления религиозного экстремизма и прогнозируя рост подобных настроений, нельзя отрывать это явление от общеполитического контекста: оно является частным проявлением весьма тревожной тенденции — терпимого отношения общества, охваченного структурным кризисом, к экстремизму и национал-социалистическим идеям, граничащим с фашизмом или смыкающимся с ним.
В этой связи вызывает тревогу отождествление международного терроризма с угрозами, якобы исходящими от исламского мира. Это особенно опасно для СНГ, где имеются многочисленные зоны христианско-мусульманского пограничья с бок о бок живущими там мусульманскими и христианскими общинами. В России же исламофобия может еще больше усугубить и дестабилизировать ситуацию в дополнение к уже имеющимся источникам напряженности и раздражения — чеченской войне, “кавказцам”, терактам. Не менее опасен и антиамериканизм, который может распространиться как ответная реакция на исламофобию по мере возможного расширения масштабов антитеррористической операции за счет включения в число наказуемых и обвиненных в спонсировании международного терроризма новых государств — мусульманских по преимуществу.
Мусульманский мир вновь, как и в начале 90-х годов, когда Ирак напал на Кувейт, оказался расколот. И он вновь стоит перед сложнейшим выбором: поддержка во имя пресловутой мусульманской солидарности таких деяний, как агрессия и терроризм, или выстраивание жизни в соответствии с общепринятыми международно-правовыми нормами и стандартами поведения.
И в России, и в других государствах СНГ, где имеются мусульманские общины, лицо “постсоветского ислама” определяют все же не религиозные экстремисты, а умеренные течения, терпимо относящиеся к политическим и социальным свободам, стимулирующие развитие культурной идентичности мусульман. Но это не означает, что политический ислам и исламизм не смогут рекрутировать в свои ряды новых сторонников. Однако их численность и влияние будут варьироваться в зависимости от того, смогут ли постсоветские общества преодолеть с наименьшими потерями трудности переходного периода, сохранив при этом культурно-цивилизационный стержень — традиции, позволяющие смягчать и делать менее болезненными все усложняющиеся вызовы постоянно меняющегося, но тревожного мира.








Дина Малышева